Сидело «это» у них внутри...

Ну и важно понимать, что Рузский ничего не знал о планируемых переговорах с Германией и рисковать прорывом фронта не захотел. Однако знал генерал, что в Петроград самовольно отправился корпус великолепного Келлера! И необходимо предпринимать ответные меры, пока ситуация не упущена.

Хотя... справедливости ради, сделать большего Рузский не мог, даже если бы о переговорах с немцами знал. Внутри 1-й армии также скоро грянет неминуемый раскол. Чего стоил командующий 4-го армейского корпуса генерал Алиев, который поддерживал Государя обеими руками и не далеко ушёл от Келлера. Или командир 1-й кавалерийской дивизии Греков, будущий белый генерал.

Попробуй скажи таким — идите как вы, милостивые государи, прямиком на Петроград? Да и неизвестно как они отреагируют на выдвижение в столицу Широкова и Аблашева.

Там же был своенравный командир 3-го корпуса Янушевский. Совершенно нереволюционно настроенные командир 20 корпуса Иевреинов и генерал Слюсаренко с 28 армейским корпусом. Ну или такие любопытные ребята, как будущий гетман всея Украины и нынешний командир 1-й гвардейской кавалерийской дивизии Скоропадский.

То есть отсылом в Петроград революционных генералов Рузский лишался мнимого паритета на фронте окончательно. Но отослать против Келлера лишь один корпус или дивизию — было бы неверным решением априори.

Келлер выдерет и высушит любого в равной схватке. И Рузский это отчетливо понимал.

Протопопов выслушал сообщение о выдвижении войск на Петроград с должным хладнокровием — не зря Фёдор Артурович готовил город к осаде. Ой как не зря.

Хабалов также удалился.

Перед отправлением у Александра Дмитриевича теперь остался всего навсего один нерешённый вопрос. С комуняками, дожидавшимися своего часа в одной из комнат здания министерства внутренних дел. Вопрос следовало решить сейчас, хотя надо признать Протопопов его то и дело откладывал в течение дня.

Ну а теперь министру в голову вдруг пришла одна любопытная мысль, навеянная разговором с Хабаловым — что если таки немножечко помочь Келлеру перед отъездом в Брест-Литовск?

Чтобы реализовать свою задумку, Александр Дмитриевич решил посетить господ революционеров, арестованных накануне.

Которых, кстати, во многом благодаря стараниям того же Федора Артуровича, удалось малость отрезвить и привести в чувства. Постояли ребятки на морозе, помокли под мокрым снегом до ниточки и приутихли. По первой орали, как резаные — теперь ведут себя куда тише.

Исчезли как то сразу революционные лозунги из лексикона этих милостивых государей. Им конечно к тягостям после ссылок, преследований — не привыкать, но фокус в том, что в Петроград эти ребята ехали на коне, чувствуя себя победителями. А оказались под конем.

Обосранные.

В полной жопе.

И куда скромнее, чем раньше.

Поэтому, когда министр зашёл в комнату, где сидели эти господа, (предварительно позвав с собой Федю для подстраховки), то сразу и отметил — революционный настрой у революционеров конечно остался (вон как исподлобья зыркают), но малость они приуныли, так сказать.

Протопопов зашёл, плотно закрыл за собой дверь.

Огляделся.

Здесь был собран по большей части весь свет революционной мысли России. Во всех ее извращённых проявлениях.

Вот стоит Ро́зенфельд, тот самый Лев Каменев. Сбежал таки из Анчинска, бедолага.

Тут же Седов ака Бронштейн, ака Лев Троцкий.

Прайд, не? Куда не плюнь — молодые львы.

Красавец пропагандист, служивший в Земгоре — Ногин, этот под своим именем арестован. Вон и Рыков здесь тоже, которому удалось таки сбежать из Нарымского края. Милютин, Шляпников, Скворцов — сборная солянка...

И, конечно, господин Джугашвили.

Злой такой... раздражённый. Не нравилось Иосифу Виссарионовичу происходящее, что все пошло не так, как планировал. Но сделать пока он ничего не мог. Вот и бесится.

Перебесится.

Не хватало Ленина, но если у «дедушки» есть мужество, то Александр Дмитриевич и Владимир Ильич ещё встретятся. Ну и Зиновьева тоже хотелось бы видеть, который на момент описываемых событий был неподалёку от Ленина и должен прибыть вместе с оным.

В остальном — в кабинете было собрано чуть ли не половина состава Совета народных комиссаров.

Тем лучше.

Протопопову нравилась мысль, что проблему можно решить в одном месте.

— Здорово, мужики! Рад, что приняли мое приглашение и спешно прибыли в Петроград. Я вас ждал.

В ответ повисла густая тишина. Аж воздух от напряжения потрескивал. Понятно, что Протопопову никто не ответил. Кому могло понравиться, что он якобы на крючок попался?

— Предатель... — прошипел кто-то из коммунистов.

Министр улыбнулся, коротко, но тотчас улыбка сошла с его лица и физиономия стала каменной.

— Вы господа, стало быть в курсе, что никто из здесь присутствующих не жилец. Сейчас военное время и любое поползновение против целостности страны изнутри считаю возможным расценивать как государственная измена и наказывать должным образом — расстрелом, например. — Протопопов оглядел каждого из присутствующих революционеров. — Я ясно изъясняюсь? Заранее прошу простить за скудость в моем словарном запасе.

— А это ещё доказать надо, государственную измену, — зло прошипел Каменев.

— Мое министерство уже имеет на каждого из вас внушительные компроматы. Правда пущены в ход они будут уже после того, как прозвучит команда вашего расстрела, — откликнулся Протопопов все тем же голосом со стальными нотками. — Однако я все же предлагаю вам выбор. Жить или умереть.

— Вы не имеете права, — процедил Троцкий. — Вам такого права никто не давал и никогда не даст!

— Спасибо, Лева, но к вашему счастью или несчастью, я беру все, что требуется сам и ни у кого не прошу. А вам предлагаю помочь Отечеству в трудную минуту. Как понимаю вы за тем здесь — помочь своей стране? — строго сказал Протопопов. — Озвучить предложение? Да или закончим?

Все снова молчали, пока не послышалось.

— Озвучивайте, товарищ, — ломаным грузинским акцентом.

Джугашвили.

Заговорил.

Протопопов вперил в него свой взгляд. Иосиф глаз не отвёл.

— Говорите, в чем заключается ваше предложение, — повторил он, малость переформулировав.

— Один из тех, кто наносит нашей стране вред и делает это намеренно, сейчас ведёт части предателей на Петроград. Предлагаю каждому из вас явить свой недюжинный и неистинный патриотизм и встретить выпад предателя лицом к лицу...

Послышался ропот. Недовольными было большинство революционеров.

Но Джугашвили поднял руку, прося тишины и ропот прекратился почти сразу. Понятно, что это был ещё не тот вождь, которого все привыкли видеть и он находился пока месть не на роли первой скрипки в оркестре. Но харизма у него была просто сумасшедшая, чего не убавить.

— Спасибо большое, — кивнул Протопопов. — Предложение, собственно, следующее. Имя предателя — генерал Рузский и он счёл возможным не выполнить приказ своего Государя. Предлагаю вам в первых рядах пойти защищать Отечество от подобного рода дерзких поползновений. Выживите — я отпущу вас. Умрете — то героями. Ваш выбор.

— Есть другие, альтернативные варианты? — спросил Троцкий, да так едко.

— Есть, конечно, — согласился Протопопов. — Если вам не терпится, могу пристрелить вас здесь и сейчас. Воспользуетесь?

Троцкий не ответил.

— Я категорически отказываюсь, — первым ответил Скворцов. — Что за дешевые манипуляции. Вы не имеете право и полномочий так себя вести. Пристрелит он, так ей богу стреляйте...

Не договорил.

Протопопов достал свой пистолет и выстрелил в голову первому наркому финансов и ярому атеисту. У него ещё тяму хватило пойти на министра напролом.

Скворцов бездыханно завалился на пол. Стоявший рядом Каменев с кислой миной уставился на растекающуюся по полу кровь. Убрал ногу, дабы не испачкать свой сапог.

— Есть ещё отказники? Билетик на тот свет оформим.